Евгений Редько

ЕР: [b]повседневная уникальность[/b] как результат театральной деятельности. Спасибо, ей-богу, мир театра ждал этих слов века. :idea:

[b]El-se[/b]. спасибо большое!

14.04.10 11:21

Заслуженный артист России, популярный театральный актёр РАМТа Евгений Редько рассказал JustMedia.Ru о трёх сумасшествиях и здоровье актёрской профессии, о своих чувствах после спектакля «Эраст Фандорин» и о том, для чего во время спектакля он поднимется из гримёрки в зал.

[b]—Оскар Уайльд считал, что «настоящий артист никогда не замечает публики». Вы согласны с этим утверждением?[/b]
—Не знал об этом его выражении. В том смысле не знал, потому что читал и его произведения, и литературу о нём, о его жизни, о его потрясающих, изысканных высказываниях…
Когда-то в юности я был просто потрясён великим американским актёром Джорджем Си Скоттом. Его могут помнить по нескольким фильмам, давним правда, «Оклахома как она есть» и «Новые центурионы». И я никак не мог разгадать его загадку: в чём такая притягательная сила, в чём энергия, в чём ярость такая в хорошем смысле. А потом мне попалось в руки интервью из журнала «Америка», где он сказал такую фразу: «Актёр трижды сумасшедший». Первое его сумасшествие — то, что он, несмотря на эту профессию абсолютно сумасшедшего, должен оставаться человеком. В наше время, он подчёркивает, это невероятно, это ненормально. Второе — он должен быть человеком на сцене. Настоящим, живым. Быть человеком. Не машиной, не невменяемым. И третье сумасшествие — нужно находится в шестом ряду партера и видеть себя со стороны.
Я немножко так объясняю — он говорил кратко и гениально. Закончил он эту всю тираду, очень точную, честную, кстати, тираду, тем, что соединять эти три сумасшествия — это не самый лёгкий способ зарабатывать себе на хлеб. Вот так бы я ответил. У меня был учитель, Михаил Юрьевич Романенко, который учил нас какому-то невероятному отношению к актёру, к актёрской профессии. Он нам всё время твердил, что это профессия здорового человека. То есть он имел в виду, что мы должны очень серьёзно относиться к своему здоровью. Что это профессия не невменяемого какого-то, эфемерного, витающего в облаках, это профессия живого, реального, чувствующего — здорового человека. Поэтому погружение в образ, самоотречение в каком-то смысле от своей жизни, от своей пластики, погружение в характер, как говорил Станиславский в зерно роли — это обязательно. Но то, что ты автор — это тоже обязательно.

[b]—Вы говорили, что спектакль «Эраст Фандорин» для вас тяжёлый, так как сама тема ответственности за жизнь для вас тяжёлая. Что вы чувствуете после спектакля?[/b]
—Так как спектакль — это живой организм, и, как точно сказал Петя (Пётр Красилов, исполнитель роли Эраста Фандорина — прим. ред.), это «сегодня и сейчас», поэтому всё зависит от того, как он идёт. Как ты его сегодня ведёшь, как ты чувствуешь. В этом спектакле у меня вообще сцены только на двоих. Понимаете, у нас есть партитура, у нас есть достаточно жёсткие правила постановщика, нашего педагога и мастера Бородина (Алексей Владимирович, художественный руководитель театра РАМТ — прим. ред.), но если мы не будем, как Неля (Нелли Уварова, исполнительница роли Лизы, невесты Фандорина — прим. ред.) опять же сказала, легки в этом — да, работа тяжёлая, профессия тяжёлая — то мы должны выходить на эту лёгкость импровизации в уже заданном, отработанном материале. От этого уже тогда зависит самочувствие после спектакля. Мне известно, что мои партнёры просто по театру знают, что на этом спектакле ко мне можно подходить только после последней сцены. Это так для меня серьёзно, что даже между этими сценами, даже между этими трансформерами, как сказал Пётр, я не останавливаюсь. У меня нет времени ещё на что-то! Между этими сценами я делаю ещё что-то, такие секретные театральные внутренние работы, я иду дальше. Сказать, как это происходит — это и не надо, это такая наша кухня. Я ещё раз повторюсь: от того, как идёт спектакль, зависит некое завершение.

[b]—А от чего зависит сам ход спектакля? Что вам помогает вести его, чувствовать?[/b]
—Партнёрство. Оно очень ценное. Актёры знают, что такое радость партнёрства. Как это не часто. Например, с Ниной Дворжецкой (исполнительница роли леди Эстер — прим. ред.) я по сюжету не имею права пересекаться. У меня нет ни одной сцены с ней, но я знаю, что мы партнёры. В сюжете это самые важные люди друг для друга. Это нельзя объяснить! Но когда она говорит обо мне, когда я говорю о ней, у меня нет абстракции — это реальность, это реальный человек. Более того, я знаю, кто этого человека играет. То есть до такой степени уже не просто играет, а есть этот живой человек, с его биографией — это очень интересно! Именно поэтому, наверно, и чувствуется у зрителей вот эта связь. Да, я бы сказал, что я благодарен своим партнёрам, с которыми я на сцене, и которых я слушаю, когда меня нет на сцене. И есть сцены, на которые я прихожу, потому что я хочу это увидеть, не только услышать! Это очень интересно!
[b]
—Евгений, что это за сцены, которые вы хотите видеть во время спектакля?[/b]
—4 апреля у нас с Нелли был спектакль «Доказательство» великого режиссёра Кшиштофа Занусси. У меня там три сцены. И у меня в первом акте самая первая сцена. Две сцены ещё во втором акте. И я, как правило, сижу в гримёрке и слушаю весь спектакль. Не отрываясь! Знаете, иногда даже кто-то заходит, я нервно говорю или «Закройте дверь!» или «Подождите, не мешайте!» Они же думают, что я просто сижу. А тут вдруг, не знаю, что на меня нашло, я вышел в фойе, побежал на третий этаж, и сел на пустой — балкон это что ли у нас? — то есть на самый верх, где нет зрителей. И я открыл для себя спектакль! Несколько спектаклей уже прошло после премьеры, а я смотрел его с таким удивлением! Я смотрел как зритель. Сидишь тихо, зажавшись, чтобы зрители не увидели, в гриме — я там седой человек — в костюме. И не можешь не реагировать. Я заметил, что реагирую вслух. Иногда реагирую раньше, чем зрители, и зрители подхватывают мою реакцию. Это не только смех, это и какое-то вдыхание, которое оказывается слышно.
Спектакль такой камерный и декорации сделаны очень здорово, они приближены практически на авансцену. Вам нужно обязательно пригласить этот спектакль сюда. Вы не представляете, что это будет! Это такой уникальный, волшебный спектакль четверых актёров! Он так близко! Эти чувства, эмоции — они в молчании оказываются видны, и камерный спектакль играется на большой зал. Я бы никогда в это не поверил, что это трогает. Это придумал Бородин (с гордостью)! Спектакль пана Кшиштофа, но он придумал, чтобы камерный спектакль шёл на большой зал, огромный зал, приближенный вот так вот. Как это интересно было! Я сейчас даже не могу объяснить. Понимаете, я не хвалю спектакль — я не могу объяснить, что со мной произошло. Это очень интересно!
Когда пан Кшиштоф приехал и рассказал сюжет, я спросил тогда, до репетиции ещё: а не будет ли это скучно? Он так немножко улыбнулся внутри — я увидел эту улыбку — и говорит: «Нет, это не будет скучно. Это на Бродвее играет четыре известных актёра и всегда при переполненном зале. Вы прочитайте пьесу — это очень интересные и даже в чём-то забавные диалоги». Я думаю, ну, забавные диалоги, сколько этого хватит на одну сцену? И вот как всё оказалось! У нас знаете, какое слово повторяли зрители после премьеры? Они повторяли одно слово: волшебство! Господи, ну какое там волшебство из жизни учёных? Волшебство искусства они, наверно, имели в виду. Это волшебство подачи. Я потом скажу: ребята, успейте взбежать наверх и увидеть это! Это нельзя объяснить, это только надо увидеть, чтобы понять то, о чём говорят зрители.
[b]
—От чего вы получаете больше удовольствия: от процесса или от результата?[/b]
—Понимаете, для меня это неотделимо. Вот я сижу в гримёрке так же, как будто продолжаю репетировать. Слово результат… Финиш — это когда мне говорят: «Напиши скорее мемуары, а то ты бросаешь профессию!» Вы знаете, я её не бросаю. Наверно, результат, это если бы была написана симфония, и её уже исполняют; написана картина, и она уже висит на Вернисаже. Вот это результат. А у театра… Надо, надо что-то придумать по этому определению. Всё-таки, наверно, в этом искусстве тоже должен быть какой-то результат (медленно и задумчиво), а не только эта повседневная уникальность. Я подумаю.

[url=http://www.justmedia.ru/analitika/culture/26867?utm_source=twitterfeed&utm_medium=twitter&utm_campaign=justmedia.ru&utm_term=Ekaterinburg+News&utm_content=News]отсюда[/url]

[quote="El-Se"] Свежий, театральный, бородинский. [/quote]
:D
Спасибо!

[quote="El-Se"]Не видела на форуме этого интервью, но если вдруг было - извините[quote]
El-Se, спасибо за интервью, его действительно тут не было, очень интересно.

Не видела на форуме этого интервью, но если вдруг было - извините

Киров. сентябрь 2009
[b]
Надо делать добро из зла и соревноваться в бескорыстии[/b]

Последний день гастролей Российского академического молодёжного театра в Кирове. Гримёрка в драмтеатре. Скоро вечерний спектакль, а потому гул в коридоре всё нарастает. И, пожалуй, времени уже – в обрез. Но спросить Евгения Редько, заслуженного артиста России, хочется ещё так о многом...

[i]– Евгений Николаевич, вы ожидали такого тёплого приёма от нашей публики?[/i]
– Эффект потрясающий. Просто гром аплодисментов. Такое объединение зала, актёров, и, конечно, то, что с нами на поклон вышли и Бородин, и Бенедиктов, – это было здорово. Мы, конечно, всё это почувствовали. После такого эмоционального напряжения надо как-то восстанавливать силы. Нервы должны прийти если не в спокойное состояние, то в какое-то более близкое к здоровому.

[i]– Вы умеете радоваться успехам своих партнёров по сцене. Редкое качество...[/i]
– Надо быть полным остолопом, чтобы, например, не видеть, какая колоссальная нагрузка ложится на Петра Красилова в спектакле «Эраст Фандорин». И когда такие вещи воспринимаются как должное, это бывает очень неприятно. За это профессия мстит. Театр, спектакль – это одно целое, одно тело, один материк. И как только ты вдруг (или не вдруг) разрушаешь это – ты оступаешься. Падаешь.

[i]– Алексей Владимирович Бородин признался, что очень волновался перед гастролями. Это волнение передалось вам? С каким чувством вы выходили на нашу сцену?[/i]
– Рассказать, что происходит с актёром перед выходом на сцену, что у него внутри, по-моему, невозможно. Наверное, это смог выразить только Скрябин в своей «Поэме огня». Послушайте эти звуки, почувствуйте этот колоссальный нерв.

[i]– Критики пишут, что вы часто используете в своей игре элементы гротеска...[/i]
– Каждая роль в театре и в кино – это большая кропотливая работа, не только твоя, но и режиссёра, и партнёров, и наша – с авторским словом. Мы не знаем, какой будет рисунок спектакля, какая будет плоть у этого рисунка. Рождение спектакля и роли – это не использование чего-то, а буквально – Рождение. Ведь театральный язык очень разный, и подчас его нельзя ухватить.
Я всё время говорю, что театр – искусство эфемерное. Для меня оно неуловимо. Как говорила моя учительница: «Посмотри на этого актёра: он не изменил свою внешность, но у него абсолютно другие глаза». Вчера по пятому каналу показывали фильм «Дело гражданина вне всяких подозрений». Это давняя картина Элио Петре с Джаном Марией Волонте в главной роли. Фантастического дара актёр. Его знают в ролях трепетнейших, сострадательных, тонких. И вдруг он играет виртуозного ублюдка, который говорит, что, какое бы преступление ни совершил, он всегда будет вне подозрений. «Я вам выложу все улики, вот мои кровавые отпечатки», – говорит он и остаётся... вне подозрений! Такой высший уровень подлости. А ведь такие карабкающиеся по трупам мальчики никогда не станут мужчинами.

[i]– Способность к переживанию – едва ли не самое важное для каждого актёра. Как, столько лет работая в театре, не утратить способность чувствовать, воспринимать?[/i]
– Многое открывает профессия. Великое искусство – литература, кино, музыка – тоже питает, даёт силы.
Но главное, наверное, что я человек сострадательный. Когда я понял, что это не отрицательное качество, не слабость, то подумал, что, может быть, умение сострадать – самый важный дар, каким можно владеть.

[i]– Дар не манна небесная, он так часто становится причиной гибели. Особенно в нашей стране. Есть ли смысл бороться за него, если шансов, что тебя не сотрут, не сметут, фактически нет?[/i]
– Это не тот случай, когда можно что-то советовать. У каждого человека на Дороге существует столько ответвлений, людей, встреч, молчаний, в которых можно услышать нечто более важное, чем в громких разговорах и событиях. И нужно вслушиваться и быть внимательным к каждому открытию, которое существует в каждом дне. Дело в том, что за грохотом и шумом абсолютно пустых разговоров очень трудно услышать своё. Только ты сам, внутри себя можешь найти ответ.
У нас есть способности, о которых говорил Мессинг. Они даются человеку при рождении. Но потом социум всё это из него вытравливает. Иногда специально. Причём вытравливает в абсолютное ничто, о котором писал когда-то Чингиз Айтматов в своём романе «И дольше века длится день». Из человека вытравливается всё человеческое, и иногда там остаётся пустота, а иногда туда вселяют агрессию...
У вас нет ощущения, что некоторые институты – государственные, социальные – сейчас занимаются только этим?

[i]– В лагеря никого не ссылают, к стенке не ставят. Эпоха террора, хотелось бы в это верить, ушла. Или террор приобрёл новые формы?[/i]
– Приобрёл. Но суть осталась та же. И страх остался. И, конечно, повальное холопство. Просто повальное. Везде сидят эти товарищи в галстучках, воротничках, пиджачочках. Этот вот антураж – он уже даже не мужской. Не мужественный. Не сильный. Он холопский. Они не видят себя со стороны, но ведь они всё время внутри себя в полусогнутом состоянии. И, как бы ни выпрямляли, ни выпячивали свои животы зажравшиеся, всё равно они – просто какие-то крючки. Везде: в депутатах, во власти, во всех силовых структурах – крючки. А они думают, что внешне смотрятся очень достойно, разъезжая вот на этих «похоронных кадиллаках».

[i]– Страх сказать слово, за кого-то вступиться, сделать что-то до сих пор сидит в нас. Но если в Москве ещё могут убить (за слово, за поступок, как это сделали с Настей Бабуровой, Станиславом Маркеловым), то в Кирове пока не убивают. Правда, немногие решаются послушать тот голос внутри себя, который говорит, что если сейчас не сделать чего-то, промолчать, то кто-то может пострадать.[/i]
– Тут тоже нельзя советовать. Я иногда думаю, что, может быть, не надо идти напролом. Не войной, не враждуя, а диалектически. И, может, тогда кто-то из этих крючков скажет: «Я не холоп. Я это сделаю».
В романе Курта Воннегута было написано: «Надо делать добро из зла, его больше не из чего сделать». Может быть, можно достучаться ещё до какого-то органа в этом крючкообразном холопе. «Посмотрите, что у неё в области сердца», – говорил Король Лир о своей дочери. Если на месте сердца не просто сало, может быть, с таким удастся договориться.
Ужасно, когда у власти ты видишь женщину, которая превратилась в бульдога. Нет ничего страшнее. Потрясающе сказал Жванецкий: «Родина-мать должна быть женщина». Это он о министре военного ведомства. Только она может защитить солдат, если, конечно, она человек, и человек порядочный. Помните, как в древности, если властитель объявлял войну, значит, он посылал на неё чьих-то детей. И, чтобы доказать необходимость и неизбежность этой войны, он убивал собственного сына. Тогда действительно все понимали, что по-другому нельзя. Очень кровавая, страшная история. Но, извините меня, сейчас власть вообще не задумывается. В Москве в метро висит плакат: женщина, каким-то непонятным образом удерживающая трёх младенцев, безумными глазами смотрящих на этот мир. И надпись: «Нам нужны ваши рекорды». Ничего страшнее я ещё, по-моему, в метро не читал.
Да и кому – нам? Какое право кто имеет на другого человека? Не задумываются. Помните, как нас в каком-то году поздравили: «С Новым годом, дорогие товарищи!» И начали войну в Чечне. Не задумываются. В них не просто бесы сидят. Они сами – бесы. И при всём при этом им совершенно не стыдно. Полное отсутствие сострадательности и стыда.
Я никогда никого не призываю. Не надо ради каких-то идей, целей идти не щадя живота своего. Нет уж, пожалуйста, пощадите себя и своих родных. Ведь, наверное, есть какие-то способы что-то изменить.
Меня поразило, как на одной из встреч со зрителями Том Стоппард, человек, обладающий абсолютной культурой свободы, сказал: «Единственное соревнование между людьми, которое я воспринимаю, – это соревнование в бескорыстии». Что-то можно добавить?

[i]– Глядя на вас и читая ваши интервью, понимаешь, что молчание – то понятие, которое много для вас значит... [/i]
– Моё молчание не пассивное. Оно заключается в том числе и в постоянном диалоге с... различными...с различными мирами, если можно так выразиться.
Когда-то наша выдающаяся актриса Маргарита Куприянова повернулась ко мне и сказала: «С вами очень хорошо молчать». И это стало завершением каких-то моих размышлений. Не всегда можно молчать среди какого-то количества людей. В этом есть что-то такое мессинговское. Чьи-то грязные мысли мешают тебе молчать. Был такой рассказ, где говорится о том, как два инопланетянина, чудика таких, влетели в чью-то форточку. И вдруг один из них заткнул нос и сказал: «Ой, улетаем скорее! Здесь чьи-то мысли плохо пахнут». Иногда ведь включаешь телевизор, а там какие-то псевдобоссы рассказывают, как всё хорошо, как всё здорово у нас и как много вокруг врагов. А ты видишь, как там, за этими словами, просто абсолютная грязь мыслей. Грязь.
Не помню, где я прочёл или слышал, что уровень страны – и власти, и народа – можно определить по её отношению к соседям. Неважно, кто эти соседи. Важно, как ты пытаешься сохранять этот мир. Не пактом Молотова-Риббентропа. Прибалтика, Украина, Белоруссия – везде враги. Про Кавказ я просто не говорю. Но это – соседи. Я, конечно, понимаю, что иногда соседи совсем невменяемые бывают, и приходится применять меры. Вызывать кого-то, кто откликнется и прекратит постоянный дебош за стеной по ночам. Но сначала ты всё равно идёшь на разговор, на диалог.

[i]– Не кажется ли вам, что сегодня в театре говорить о чём-то важном нужно не через фарс и иронию, а языком Шварца, Метерлинка? Не думаете ли вы, что снова пришло их время?[/i]
– Это время никуда не уходило. Как никогда не уйдёт время Чехова. Шекспира. Шварца. Андерсена. Это – всегда самый «вкусный хлеб» театрального искусства. Свежий, театральный, бородинский. Тот, который просят привезти все наши соотечественники, когда ты едешь за границу. И это тот самый настоящий, вкусный, чистый хлеб. Без примесей.
А потом, вы знаете, в этом смысле и времена не меняются до такой степени, чтобы говорить, что это нужно, а вот это уже нет. Я смотрел спектакль Льва Додина «Жизнь и судьба» по Гроссману. Он был решён очень театрально и до какой степени современно звучал! Этот спектакль должен объехать весь мир. Но поначалу нужно объехать всю нашу страну. Он должен быть показан в каждом городе нашего государства.
Когда спрашивают, может ли искусство вообще что-то сделать, я отвечаю, что мы общаемся со сцены с главным в человеке – с его чувствами, которые объединяют и ум, и сердце, и духовность. Представляете, сколько всего в человеке сразу начинает работать, когда он просто приходит в театр?!

Юлия Ионушайте,
«Кировска правда»[/quote]

Пожалуй, не будь Голоса, я бы и не узнала о чем речь. Ибо читать - как говорится, многа букафф (перевожу - просто переела таких политических речей за годы "перестройки"), а слушать - сотрясение воздуха. Но Голос. Но Интонации.
Прежде всего, среди этих зубров слова (или мастеров болтологии, кому как нравится называть), ЕР как всё тот же рыцарь без доспехов и даже без меча, с цветком в ножнах, звучал непрофессионально и уязвимо - как каждый из нас звучал бы, за что ему спасибо. Он упорно не желает отливать свои мысли в чеканные клише. Прочна ли ткань из паутины совести... слабости художника, пытающегося не подвести свой Театр и поэтому путающегося в понятиях "позиция/оппозиция"...

Далее. Дама из Швейцарии, вам бы наши проблемы. Впрочем, смешно слушать спор, идет ли Россия все еще [b]вперед[/b] или повернула вспять. Господа, Россия шла [b]вперед[/b]? Покажите пальцем, когда и в чем прогресс (ни слова о компьютерах и сникерсах, духовный, духовный)? У России свой [b]вперед[/b], Швейцарии туда и соваться опасно. По нашему [b]впереду[/b] назад не пойдешь... но это так для каждой страны. Каждый выбирает ту страну, чей [b]вперед[/b] ему нравится.

А Политковская. Знаете, я не читала ее статей в силу той самой перекормленности политической риторикой в эпоху "перестройки". Но то, что я, хоть в меня уже не лезет эта субстанция, знаю ее фамилию... это что-то да значит. И скажу жестокую вещь, но факт - нераскрытое убийство - лучшая награда репортеру. Аплодисменты власти - его приглашение на казнь. Никак лучше не могли враги Анны помочь ее делу и навредить себе, как сделав то, что сделали.

Пойти же на митинг или на день рождения Путина... по-моему, у людей совестливых также еще есть понятие долга перед семьей. И они не будут рисковать потерять работу из-за прогула. И будут, не посетив митинг, продолжать дело АП просто тем, что будут жить по совести каждый день. А организаторам не надо было создавать такую ситуацию и просто назначить встречу на выходной день. Анне даты уже ни к чему. Взяли бы с нее пример.

[i]"И строго и скорбно просила вдовица, чтоб старым и слабым идти по домам..."[/i] (ц)

Содержание ясно, а голос послушать - тоже важно.

[b]Елена[/b], не ошибаетесь! :)
Я поэтому и не стала выкладывать отдельно.

Если не ошибаюсь, тут [url=http://realaudio.rferl.org/RU/2009/10/08/20091008-090000-RU-program.mp3]аудиофайл[/url] передачи.