http://theatre-goer.narod.ru/theatricals/ramt/3.htmЦитата:
Оценка: 10
Отзыв: В спектакле очень важно оформление сцены. Всё с самого начала выглядит запущенно, затхло, заброшенно, пусто (пусты и здесь и многие герои - Яша, Раневская, Дуняша, Шарлотта), всюду белые полотна, которыми накрыты стены и даже сам Вишнёвый сад, роль которого исполняет пустой зрительный зал (зрители сидят на сцене). Очень большое значение имеет и маленький домик, на который все с умилением смотрят как на детскую, как на счастливое прошлое, которое невозможно вернуть. Но почти все герои не хотят замечать, что всё уже в прошлом, они продолжают делать вид, что всё по-прежнему, всё замечательно, жить счастливо и ничего не делать. А когда Лопахин или Гаев всерьёз говорят о проблемах, о том, что делать с Вишнёвым садом, все остальные от них отмахиваются, или попросту их игнорируют. Они сами озвучивают свою позицию - "Бог поможет", "Что мне до шумного света". Очень показателен эпизод, когда приезжает Раневская и Лопахин хочет с ней поздороваться, поговорить, а она несколько раз проходит прямо перед ним и упорно его не замечает. Он здесь лишний, он здесь не нужен. Здесь у Лопахина нет такой детской и сильной любви к Раневской, как у Лопахина из спектакля Някрошюса. Он просто относится к ней с огромным уважением и благодарностью, и очень хочет, чтобы его поняли, чтобы его послушали. Но его не слушают. И это начинает его раздражать, он проявляет своё совершенно явное недовольство - как же так, он от сердца хочет помочь, а его помощь не принимают, эти неделовые люди считают, что всё само как-то сложится. А так не бывает. Все, кроме Лопахина и Гаева, которому в прямом смысле затыкают рот, даже когда он говорит по делу, вовсе не думают о том, что будет с садом. Раневская иногда об этом говорит, но говорит неискренне, наигрывая. Когда приходит известие о продаже сада, все им поражены как молнией, как будто это произошло внезапно, без всякого предупреждения. В конце спектакля, перед отъездом, собирая вещи, собирают и вишнёвые деревца, и домик - символ счастья, который предварительно разбирают, причём делается это не бережно, а грубо, небрежно и деловито, всё сбрасывается в одну кучу как старый, никому ненужный хлам.
Дуняша и Аня с самого начала предстают весёлыми, наивными, впечатлительными, легкомысленными, глуповатыми девушками. И только в Ане обнаруживается что-то более серьёзное - утончённость и чувственность натуры, тонкое и умное понимание жизни. Точно также, как Дуняша, что очень важно, здесь выглядит и Раневская. Она приехала домой не насовсем, что чувствуется сразу. Она с самого начала знает, что вернётся в Париж к своему "любимому" и почти ничто из происходящего в доме её не волнует. Она просто приехала на отдых. Да, она вспоминает прошлое, говорит, как прекрасен сад, сожалеет о нём - но за исключением некоторых моментов всё это лишь на словах. По-настоящему она сожалеет, лишь когда говорится, что сад продан, и когда она покидает дом, но и в этих случаях она заглушает чувства патетикой.
В Варе, опять же с самого начала, сильно чувствуется отличие от Дуняши и Ани. Это проявляется даже в том, как она встречает сестру. Иногда в ней проскакивает такая же молодость непосредственность, но сразу же исчезает. Когда она общается с Аней, она обращается с ней как с дочкой. В ней чувствуется тоска по своей ещё не ушедшей молодости, по своей невозможности устроить жизнь, загруженность хозяйством. Она ото всех запирается, и никому по-настоящему не открывается.
Лопахин у Ильи Исаева пока довольно неровный - кое-где он "недоигрывает", где-то переигрывает, где-то невольно копирует интонации Евгения Миронова, но нельзя не принимать во внимание, что Исаев - начинающий актёр, а эта роль всё-таки рассчитана на более опытного актёра. Но думаю, со временем он "разыграется" и всё станет гораздо лучше. Лопахин очень умный, очень деятельный, активный. Он постоянно чем-то занимается, не проводит ни секунды без движения. Купив сад, он потрясён, опьянён, не верит этому. Но вместе с тем с покупкой сада в нём появляются некоторые барские замашки, манеры, интонации, однако его характер от этого не меняется. Нельзя сказать, что он испытывает настоящую жалость к Раневской и остальным. Что случилось, то случилось. Он их предупреждал. Тем не менее, он чувствует себя неловко. И не в малой степени потому, что Варя, которую он определённо по-настоящему любит (в начале спектакля он даже хочет с ней объяснится, но видит, что она не одна и разочарованно уходит), не простила ему именно покупку вишнёвого сада. Не поняла, как он посмел это сделать. Это чувствуется и в её выражении лица, когда она услышала о продаже, и в их прощальном разговоре, когда она старается его не замечать.
Петя Трофимов здесь вовсе не выглядит карикатурным, каким он выглядел в спектакле Някрошюса. Он искренне верит в то, что говорит, и говорит это очень искренно, без излишней патетики, но он не понимает, что сам становится таким же бездельником, каких он ругает на чём свет стоит. Тем не менее, Петя и Аня - самые лучшие, самые искренние и самые счастливые персонажи спектакля и у них действительно есть надежда на настоящую и полную "новую" жизнь.
Фирс не выглядит призраком, духом дома, как у Някрошюса. Он выглядит настоящим заботливым, любящим и трогательным слугой. Его не считают, как у Някрошюса предметом мебели, "многоуважаемым шкафом"; он просто никого не интересует, почти не интересует даже Аню. Его упорно не замечают. Иногда с ним даже заговаривают, отвечают ему, но скоро это надоедает и его с раздражением обрывают. И очень интересно, что, говоря монолог про "многоуважаемый шкаф", Гаев здесь обращается именно к шкафу, но Фирс тут же отзывается, как будто говорят ему. А на него опять не обращают внимание. Даже в разговоре про отправление в больницу его воспринимают только как обузу.
Если продолжить сравнения "Вишнёвых садов" Бородина и Някрошюса, то я могу сказать, что РАМТовский спектакль мне, наверно, понравился даже больше. Он более жизненный, живой, искренний и естественный. Кроме того, персонажи, довольно невнятные у Някрошюса - Шарлотта, Симеонов-Пищик и Епиходов здесь сделаны очень точно. И ещё: Някрошюс, как и почти все режиссёры, поставил Вишнёвый сад как трагедию, а спектакль Бородина показался мне гораздо ближе к авторскому определению жанра.