Евгений Редько

Но если бы этот отсканированный текст был бы еще и выправлен, читать стало бы гораздо удобней...

а это про какой текст?

А. де Мюссе. «Лоренчаццо».
РАМТ, 18 февраля 2004.

Я их не презираю, я их знаю..

Романтическая трагедия в зрительном зале.

Совершенно новые ощущения испытываю, приступая к написанию этого отзыва, ведь спектакль видела больше года назад. Тем не менее, настолько живы и свежи эмоции, настолько четки некоторые картины и эпизоды, а, главное, настроение и атмосфера постановки, что думаю, этот отзыв не будет слишком отличаться от того, ненаписанного, но пережитого.

Волшебство начиналось сразу, в фойе театра, где я среди других зрителей дожидалась третьего звонка. Хрупкая девушка в вечернем платье, переливы нежно-зеленого, странные, чарующие звуки средневековой музыки, такой незнакомой и такой манящей, и внезапно мне показалось, что я уже в другом времени, а в руке у меня не кола и программка, а веер из страусиных перьев и бокал вина, шлейф моего платья придерживает арапчонок, вокруг звучит итальянская речь... Настолько явным было это ощущение, что мне пришлось собрать всю силу воли, чтобы открыть глаза. Прозвенел третий звонок.

Еще момент, удививший: вопреки моим ожиданиям, я оказалась не на втором ряду партера, а во втором ряду амфитеатра, организованного прямо на сцене, а действие развернулось прямо в зрительном зале.

Я и не предполагала, что залом можно так играть… Какое огромное пространство, сколько глубины, сколько уровней, я считаю, это великолепная режиссерская находка, Сумрачный зеленоватый свет, мятущиеся тени, огни, черные силуэты, арки... Невероятно красивая музыка…Все в целом настолько погружает, настолько сильно воздействует на зрителя, что понимаешь – удалось создать ту хрупкую и неуловимую субстванцию, которую мы называем «атмосфера». У этой постановки совершенно уникальная аура, я до сих пор ее чувствую. Такое нечасто случается.

Я не стану говорить о деталях, можно я сразу о том, что потрясло меня тогда, что удивляет и теперь? Лоренцаччо (впрочем, полагаю, никто и не удивится). Какая блестящая актерская работа, какой талант! Какая пластика и какое мастерство жеста, голоса, движения. А главное – какая глубина образа. Фактически, это двойная работа – сыргать человека, играющего роль. И роль, глубоко ему неприятную, унизительную. Развитие почти детективного сюжета не позволяло ни на секунду отвлечься от действа, я сидела, словно завороженная, с диким напряжением следя за балансирующим на грани жизни и смерти великолепным Лоренцо.

Невыносимый, капризный, развратный, такой никчемный. А потом – перерождение, перерождение, ставшее потрясением для нас, для них, тем более страшное своей внезапностью. Ужас пронзает от того, насколько глубока скрытая пропасть в его душе… Но он сам оказался в собственной ловушке: невозможно долго носить личину без последствий. Маска может стать твоим истинным лицом. И снова восхищаюсь: Как можно было показать эту веру человека в то, что он в любой момент может скинуть маску и под ней окажется неизменным то чистое и светлое, что он лелеял в душе своей… А на поверку чистое и светлое оказалось тронуто молью и сыростью, как белье, слишком долго лежавшее без надобности в темном чулане… Все оказалось бесполезным, все жертвы и все интриги напрасными, в душе Лоренцо осталась лишь выжженная пустыня. Ведь единственное, что поддерживало его - черная ненависть - умерло вместе с Алессандро, лишив смысла жизнь Лоренцо, к этому времени умевшего лишь ненавидеть и разучившегося просто жить… Браво!
Неприятные удивления были тоже. Я удивилась, что заслуженных артистов дают людям, непонятно что делающим на сцене. Я понимаю, бывают плохие дни и неудачные спектакли, бывает, все бывает… Но есть такое понятие, как профессионализм. И если я не могу поверить в то, что вижу, если я вижу на сцене актера, исполняющего роль, но не персонажа, я возмущаюсь. Я люблю театр за магию, за волшебство, преображающее порой застенчивых и скромных в жизни людей в героев, в пылких любовников, в королей и безумцев… Но когда я вижу слабую работу, да еще на контрасте с искренней самоотдачей людей, подобных Редько, мне становится неприятно. Я не стану этично замалчивать имена, я сразу скажу, что кидаю камни в огород Заслуженного артиста России Алексея Веселкина и Заслуженного артиста России Виктора Цымбала. Предлагаю поставить кавычки. Иначе получится, что талант Е. Редько равен их (не поворачивается язык сказать, но…) таланту. Единственная причина, по которой взгляд задерживался на Кардинале – красное его облачение. Честолюбие, коварство, лицемерие, какой богатый материал для актера, как вкусно, изящно можно его подать. О, я знаю, как! Я видела спектакли с негодяями, срывавшими овации, заставлявшими сочувствовать себе, восхищаться собой… Здесь же этого не случилось. Коряво, угловато, неловко... Скажете, так задумано? Сомневаюсь. Филиппо же Медичи я вообще не могу простить.. Если в первом «з.а.» не было видно «ничего плохого», то здесь – «ничего хорошего». За что Лоренцо так прикипел к нему, этому ничтожеству, человеку, не обладающему никакой харизмой, за ним не хочется идти, в него не можется верить. И, знаете, почему не верится? Руки! Вы следите за руками артистов на сцене? Руки – это показатель профессионализма. Когда во время монолога Филиппо его руки жили отдельной жизнью, я поняла, почему я не принимаю этот образ – в нем нет достоверности. Да, он знал слова, но явно плохо их выучил, и уж точно – не прочувствовал. О нет, я не верю, что Лоренцо мог избрать этого человека свои м оплотом, что с ним он мог связать понятие «честь». Филиппо не отыгрывалЛоренцо, и актеру Редько приходилось делать нечто невероятное, чтобы зал на этот раз верил уже ему… И в результате получалось, что его герой ослеплен настолько глухой и страшной ненавистью, что просто не видел, на стороне какого ничтожества он оказался. Браво, Редько!

Конечно, я упустила какие-то детали, но точно знаю одно: я никогда не смогу позабыть Лоренцаччо.. Вернее, великолепного Евгения Редько. Редкий артист, и далеко не каждый театр может похвастаться наличием в труппе актера такого высочайшего уровня одаренности, такого таланта. Что касается постановки, то считаю ее одним из самых красивых спектаклей, когда-либо мной виденных.

И как же я рада, что, наконец, написала это!