Евгений Редько

_________________
Блаженства суть - во всю умчаться прыть,
покрыться бронзой лунного загара,
сойти с ума, копытом землю рыть.
И дьявол с ним - какая после кара!

Газета "Культура"№41 (7449) 21 - 27 октября 2004г

http://www.kultura-portal.ru/tree_new/c ... _id=100430

Сшит "Идиот" по-идиотски
Режис Обадиа поставил в РАМТе роман Достоевского

Режис Обадиа - французский хореограф, чье имя русская публика за последние годы заучила неплохо. Сам господин Обадиа, в свою очередь, питает к загадочной русской душе ответный интерес. После осуществленной с нашими танцовщиками «Весны священной» режиссер посчитал, что наиболее верный способ познать эту самую душу - поставить роман Достоевского. Лучше всего, конечно, «Идиот». В спектакле, поставленном им с актерами Российского академического молодежного театра, теперь не просто танцуют, но и очень много говорят.
Тяга Режиса Обадиа к нашей холодной, хотя и высокодуховной стране частично объясняется наличием русской жены. Елизавета Вергасова - его верный соавтор, и прежние хореографические опыты мужа осуществлялись по ее либретто. В этот раз ее труды осложнились тем, что в спектакле помимо запутанной романной интриги требовали своего места и многочисленные танцевальные эпизоды - без них и затеваться не стоило, коль за дело берется хореограф.
Результат оказался удручающе предсказуем. Во время спектакля больше вспоминаешь не о загадочной русской душе, а о не менее загадочной французской кухне. Точнее сказать, все время воображаешь столь любимый русскими торт «Наполеон»: роман Достоевского порезан на множество аккуратных коржей, а роль прослойки исполняют сливочно-хореографические фантазии Обадиа. Вместо ванили и прочих ароматностей - пара-тройка стильных видеоинсталляций, спроецированных на пустую сцену.
Рецепт сам по себе - вроде ничего особенного. Однако после всей этой кулинарной возни и аккуратной премьерной сервировки (вместо аперитива - пресс-конференция, вместо десерта - постпремьерный коктейль, устроенный Французским культурным центром) сценический продукт будет в скором времени тихо отправлен в мусорную корзину. В том, что это произойдет, зная здравый смысл худрука РАМТа Алексея Бородина, сомневаться не приходится, и чем это скорее случится, тем лучше для артистов.
Актеров жалко, хотя во время спектакля жальче всего все ж таки себя. «Коржики», уныло нашлепанные из романа Достоевского, оказались пресны и пересушены. Ко всему прочему многие из этих «коржей» по ходу сочинения спектакля, видно, оказались ни к чему (такое у каждой хозяйки случается, коли не рассчитает), и в результате сцены спектакля, сшитые на живую нитку, смонтированы друг с дружкой до того глупо, что понять хотя бы сюжет «Идиота» зрителю, не читавшему роман, решительно невозможно.
О том, чтобы вжиться в образы Мышкина (Денис Баландин), Настасьи Филипповны (Ирина Низина), Рогожина (Александр Устюгов) и речи нет, да и усилий никаких не прилагалось. Хоть бы один выразительный монолог, хоть бы одна сыгранная сцена… На сцене идет поспешная читка, а моментами актеры меняются местами, совершая массу глупых и внутренне немотивированных движений. Поговорили - можно и сплясать. В эти моменты соловеющий зал встряхивается и, протерев глаза, начинает следить за танцем. В конце концов, если коржи ни к черту, так может, хоть прослойка сгодится?
Окунуть палец в сливочный крем да облизать - чем не сладкая жизнь? Но как бы ни хотелось зрителю обмануться, к третьей или четвертой хореографической вставке осознаешь, что место всем этим танцам-шманцам там же, где и диалогам. Не исключено, что с профессиональными танцовщиками Режис Обадиа когда-нибудь и создаст хореографическую версию «Идиота». Но пока что драматические актеры неумело, хоть и старательно, прикидываются танцовщиками, а хореограф принимает неумелый вид, что он знает толк в режиссуре.

_________________
La fleur de l'illusion produit le fruit de la réalité...

Достоевский-данс

Не успели москвичи, а вслед за ними и лондонцы прийти в себя от того, что хороший драматический режиссер Деклан Доннеллан поставил в филиале Большого балет "Ромео и Джульетта", как стоящий рядом с филиалом РАМТ предложил вниманию публики нечто еще более экзотическое - роман Достоевского в постановке знаменитого французского хореографа Режиса Обадьи.
Специфический гибрид психологического театра и contemporary dance, который попытался вывести на сцене РАМТа Обадья, - истинная находка для зоила. Прямо-таки обидно видеть, как прикипевший к России душой постановщик (его "Весна священная", поставленная в камерном балете "Москва", получила в прошлом сезоне "Золотую маску") подставляется со всех сторон. В качестве драматического режиссера он неопытен и скучно предсказуем. Саму идею, чтобы персонажи произносили текст, а когда слов для выражения эмоций не хватает, пускались в пляс, мягко говоря, не назовешь удачной. Драматические артисты РАМТа, как бы они ни старались, не могут (и странно это от них требовать) сравняться с профессиональными танцовщиками. Более того, совмещение приемов современного танца, как правило, бессюжетного и деиндивидуализированного, с нарративом, причем таким нарративом, как роман Достоевского (история князя Мышкина - все же не история Жизели), приводит к тому, что по спектаклю, явно вопреки намерениям постановщика, нет-нет да и пробегает тень духоподъемного балетмейстера Эйфмана. На всякий случай заглядываешь в программку - уж не выступил ли тут Эйфман консультантом. Да нет. Померещилось. Литература навеяла.
И совсем уж беда приключилась с инсценировкой, сочиненной для Обадьи его верной женой и соратницей Елизаветой Вергасовой (она, по всей видимости, и вдохновила мужа на опасный Достоевский-trip). Дело в том, что "Идиот", если рассматривать его с сугубо структурной точки зрения, в последних трех частях (т.е. после знаменитой сцены, где Настасья Филипповна бросает пачку денег в огонь) отличается некоторой сумбурностью. Достоевский писал эти части после перерыва, вызванного болезнью и трудностями заграничной жизни, метался между различными вариантами продолжения, гнал текст к журнальным дедлайнам. Это обстоятельство не умаляет, точнее, не отменяет величия созданного им произведения, но, делая инсценировку, да еще инсценировку для такого спектакля, совершенно бессмысленно сохранять в ней сюжетную чересполосицу романа и второстепенных действующих лиц. Для сериала подобный подход еще годится. Для спектакля, который задумал Обадья, не годится решительно. И если первая часть его "Идиота" еще оставляла слабые надежды на благополучный исход, то вторая представляет собой столь удивительную мешанину из слов и телодвижений, что человек, не знакомый с содержанием романа (а среди молодежной аудитории РАМТа таких, судя по всему, большинство), вообще вряд ли понял, что же там такое с этими странными людьми приключилось.
В общем, ругай - не хочу. Ругать между тем действительно не очень хочется. Во-первых, есть во всей этой затее отчаянная смелость, которой вообще очень не хватает нашему театру. Во-вторых, для артистов РАМТа опыт работы с интересным хореографом оказался пусть не очень продуктивным, но, будем надеяться, небесполезным. В-третьих, сами эти артисты нуждаются, на мой взгляд, в словах одобрения. В хореографических отрывках они работают самоотверженно, в драматических, будучи лишены крепких режиссерских подпорок, выглядят достойно. То, что делают на сцене совсем молодые Денис Баландин (Мышкин), Александр Устюгов (Рогожин), Александр Доронин (Ипполит), не отличается глубиной постижения характеров, но вампукой, бурно растущей нынче в наших широтах, тоже не выглядит. Ну и, наконец, даже в этом межеумочном и несовершенном спектакле все же видно, что Режис Обадья -человек талантливый. В некоторых из его хореографических вставок, особенно когда они не пытаются иллюстрировать очередной эпизод, а лишь вскользь передают его общее настроение (движения по кругу, пробежки по диагонали, переламывающиеся женские тела, экспрессивные вскидывания рук), есть та суггестивность, которая позволяет хотя бы на время забыть об общей несообразности происходящего.
В затею французского хореографа закралась, как кажется, системная ошибка. Прививка одного театрального жанра другому может быть весьма плодотворна (ведь многие драматические спектакли существуют теперь по законам модерн-данс), механическое соединение жанров не принесет никаких плодов. Это все равно как надеяться вывести экзотический фрукт, вроде фейхоа, приставляя друг к другу половинку лимона и половинку клубники. Как ни колдуй, каких заклинаний над ними ни произноси, они все равно никогда не срастутся.

_________________
La fleur de l'illusion produit le fruit de la réalité...

Хореографомания
"Идиота" сплясали слишком близко к тексту

В Российском молодежном театре состоялась премьера спектакля "Идиот" в постановке Режиса Обадья. Известный французский хореограф, прославившийся в России благодаря "Весне священной" Игоря Стравинского, поставленной им для камерного балета "Москва", решил испытать себя в качестве драматического режиссера, а артистов РАМТа – в качестве танцовщиков. По мнению МАРИНЫ ШИМАДИНОЙ, молодые актеры оказались лучшими танцовщиками, чем хореограф режиссером.
Нет, конечно, и раньше бывали случаи, когда большие романы превращались в балеты. Достаточно вспомнить хотя бы "Идиота" Бориса Эйфмана, поставленного на музыку Чайковского. Но вот пересказать это классическое произведение на языке современного танца раньше не решался никто. Впрочем, для Режиса Обадья такие нестандартные ходы в порядке вещей. Он представитель французской "новой волны" в хореографии и наибольших успехов достиг в области видеоданса: его танцфильмы "Комната", "Объятия" и "Свадьба" считаются хрестоматийными работами этого направления. В своей новой работе постановщик вновь решил провести опыт, на этот раз – по скрещиванию танца и драматического театра. Правда, решила это скорее его русская жена. Елизавета Вергасова несколько лет работала над инсценировкой "Идиота" и уговорила своего мужа поставить ее в каком-нибудь русском театре. Для реализации этой безумной идеи был избран РАМТ, потому что его труппа состоит в основном из пластичной молодежи.
Надо отдать ребятам должное: для драматических актеров они двигаются очень прилично. Конечно, Режис Обадья придумал для них пластический рисунок на порядок легче, чем в своих чисто танцевальных постановках: энергичные пробежки, несложные синхронные па, вращения и поддержки. Но при всей своей технической простоте эти танцевальные этюды выглядят очень выразительно и адекватно передают нервные, дерганые, истеричные отношения героев Достоевского.
В этом спектакле Режис Обадья выступил не только как хороший педагог-балетмейстер, сумевший за короткое время вымуштровать далекую от балета и современного танца труппу, но и как талантливый режиссер-постановщик. Особенно впечатляют некоторые мизансцены. Например, скульптурная композиция из обнаженных мужских торсов, по которым, как лунатик по горным утесам, взбирается Аглая Епанчина (Нелли Уварова). В спектакле нет декораций, зато минимальный реквизит используется на сто процентов. Квадрат простого полиэтилена превращается то в брачную постель, в которой, как в кульке, таскают по сцене Рогожина (Александр Устюгов) с Настасьей Филипповной (Ирина Низина), то в ее свадебную фату, в которую заворачивается героиня, превращаясь в русалку с раздвоенным хвостом. Потом в этот же полиэтилен Рогожин закутает ее труп.
В общем, все идет хорошо, пока актеры не начинают говорить. В драматических сценах Режис Обадья, никогда прежде не работавший с текстами, не смог ничем помочь своим подопечным – в Достоевском молодые артисты барахтаются, как щенки в луже, и играют как бог на душу положит. В результате получается такой шаблон, что на героев можно наклеивать таблички: "злодей", "роковая женщина", "невинная дева". Исполняющий главную роль совсем молодой артист Денис Баландин как берет с начала спектакля одну интонацию, так и не расстается с ней до самого финала. У других, в общем-то хороших и подходящих на роли актеров развития характеров тоже не наблюдается.
По уму, драматические сцены нужно было бы сократить до минимума, а второстепенные сюжетные линии и вовсе убрать. Ведь если спектакль длится три часа и добрую половину его занимают танцы, которые являются не продолжением повествования, а скорее лирическими отступлениями, то стремление запихнуть в оставшееся время как можно больше разнообразных тем, естественно, превращает постановку в маловразумительную нарезку не стыкующихся друг с другом сцен. Но поскольку инсценировка госпожи Вергасовой и была той печкой, от которой начал плясать постановщик, отбросить ее в сторону он не мог. Вынужденный пойти на компромисс между художественными требованиями и семейными обязательствами, Режис Обадья остановился на полпути между банальной инсценировкой и авангардной интерпретацией классики.

_________________
La fleur de l'illusion produit le fruit de la réalité...

Семейный Достоевский
Француз Режис Обадиа и его жена сделали «Идиота» из русской классики

В Российском молодежном театре (РАМТ) состоялась премьера «Идиота» по роману Федора Достоевского. Постановка, хореография и сценография принадлежат Режису Обадиа. Инсценировка, музыкальное оформление и стиль – его жене Елизавете Вергасовой. Семейный подряд оказался неудачным.
Когда-то царь в «Золотом петушке» очень искренне выспрашивал звездочета: «И зачем тебе девица?» Сидя на спектакле РАМТа «Идиот», очень хотелось бы спросить хорошего, давно известного в Москве своими работами французского хореографа Режиса Обадиа: зачем ему сдались лавры драматического режиссера? И почему для дебюта на столичной сцене он выбрал именно «Идиота» Достоевского? Произведение сакральное для русской культуры, обладающее огромным театральным шлейфом? И зачем из десятка инсценировок выбирать худшую – на удивление беспомощный путаный опус Елизаветы Вергасовой (его собственной жены)?
Судя по происходящему на сцене, самому Режису Обадиа все эти мудреные перипетии романа Достоевского, выяснения отношений, все его герои, безумцы и святые, были решительно безразличны. Действие бесхитростно поделено на части: драматическую и пластическую. Отыграли разговорный эпизод, потом немного поплясали, побегали по кругу, порезвились. Потом снова разговорный эпизод. Потом снова порезвились. Хоть по часам следи. Довольно изобретательные пластические эпизоды явно поставлены самим Обадиа. Единственный упрек, который к ним можно обратить: что к собственно сюжету романа они относятся мало. То танец многих пар, то зловещее погружение женщины в груду похотливых мужских тел, то эротическая сцена мужчины с обнаженным торсом и женщины. Актеры РАМТа хоть и очень стараются: и бегают, и падают, и кружатся, – но явно уступают в пластичности солистам балета и современного танца.
Психологические эпизоды, несущие главную смысловую и сюжетную нагрузку, явно поставлены человеком, от режиссуры далеким. Ученически выстроенные бедные мизансцены, неточные смысловые ударения, отсутствие как сколько-нибудь внятного общего решения, так и решения отдельных сцен. Актеры РАМТа играют кому как бог на душу положит и чаще всего жмут на все педали, стараясь усилением голоса и жеста скрыть отсутствие мысли. Больше всего жаль князя Мышкина – Дениса Баландина и Настасью Филипповну – Ирину Низину. Молодые способные актеры буквально срывают себе голоса и портят профессиональные навыки.
В зале, набитом школьниками, не стихает смех, и боюсь, после спектакля РАМТа ни одному учителю литературы не удастся втолковать своим ученикам, что Достоевский вовсе не писал плохие, клочковатые и надуманные мелодрамы. А также объяснить, что и к театру увиденное относится в лучшем случае по касательной.

_________________
La fleur de l'illusion produit le fruit de la réalité...

Не попробовать ли молча?
На сцене РАМТа «Идиот» стал почти балетом

«Идиота» поставил Режис Обадиа - сам взявшись и за режиссуру, и за хореографию, и за сценографию. Впервые в Москве его имя прозвучало лет десять назад - тогда на фестивале французского видеоданса показали его фильмы, где танцовщики колыхались на стенах, как приколотые бабочки. В позапрошлом сезоне «Камерный балет Москва» пригласил Обадиа сочинить «Весну священную» - и этой весной на фестивале «Золотая маска» спектакль был назван лучшим в номинации «современный танец». В Россию хореографа притягивают любовь к великой литературе и родная жена (Елизавета Вергасова). Сочетание судьбоносное - и «Идиот» в постановке Обадиа по инсценировке Вергасовой просто не мог не появиться в одном из наших театров.
Появился в РАМТе. Что неудивительно: этот театр все внимательней следит за модой (один «акунинский» спектакль чего стоит). А взаимопроникновение драматического и музыкального театров (работы сугубо драматических режиссеров в опере, появление постановок деятелей contemporary dance на драматических фестивалях) происходит в «верхних», модных слоях атмосферы нынче весьма интенсивно. Вот и возникает спектакль, сделанный по законам скорее музыкального, чем драматического театра.
Ритм фразы важнее ее смысла. Темп важнее диалога. Достоевский обструган почти до скелета, в первом действии вообще оставлена почти только голая схема «Мышкин - Рогожин - Настасья Филипповна». Краткие разговоры перемежаются танцевальными кусками. Героиня произносит фразу - дальше вступает кордебалет, не то чтобы комментируя сказанное, но стараясь совпасть в экспрессии. Например, после слов «Я не торгуюсь» - реплики Аглаи, возвращающей письмо Гане Иволгину, несколько мужчин чуть роняют женщин вниз, удерживая их за талии. Впрочем, и в момент разговора действие напоминает танец. При знакомстве с князем девицы Епанчины двигаются вокруг него по строго круговой орбите. Круг - лейтмотив спектакля: обегают сцену и Мышкин, и Рогожин (когда последний несется широкими шагами и так же следует за ним его черная свора-свита, выглядит это весьма впечатляюще). Понятно, что круг - символ замкнутости мира, а также символ жизни (декораций на сцене почти нет - лишь изредка выносят скамейку или стол, ограничивающие сзади площадку ширмы обозначают квадрат; пространство враждебно человеку). Для того чтобы выразить стремление Настасьи Филипповны вырваться из этой замкнутости, постановщик в сцене, где она бросает деньги в камин, заставляет актрису влезть на стремянку - коллекция образов «круг - квадрат - треугольник» получает завершение.
Прославившись именно как творец видеоданса, Режис Обадиа использует пленку и в «Идиоте»: ближе к финалу первого действия герои исчезают со сцены и появляются на экране. Людьми наполнена какая-то просторная пустынная комната, и камера бродит меж них, в них вглядывается, пытаясь, видимо, понять, кто на что способен. Во втором же действии, когда Рогожин уже убил Настасью Филипповну, на экран идет трансляция ее лица - оно удаляется, и экран гаснет. Эти приемы (не слишком вообще-то оригинальные) ритмически вполне вписываются в действо, течения его не нарушают.
Мешают целостности постановки, ее невыдающейся, но все же внятной музыкальности, как ни странно, большие куски текста. Во втором действии, когда инсценировка отходит от любовной истории и пытается обозначить хоть какой-то контекст (история с Бурдовским), темп провисает и спектакль начинает расползаться. Впихнуть весь роман в три часа все равно не удается, а уж если зрителю изначально было просто предложено поверить в то, что слишком часто улыбающегося, но ничем в общем не странного князя Мышкина общество упорно считает идиотом (как балетное либретто предлагает поверить в то, что тот или иной герой - великий воин), - нечего и затем подробничать. Полезны эти многоговорильные эпизоды будут разве что школьникам, которые двинутся на спектакль, чтобы не читать книжку. А хореограф Обадиа, обычно со своими темами и вариациями не расстающийся, когда-нибудь поставит «Идиота», в котором слов не будет вовсе.

_________________
La fleur de l'illusion produit le fruit de la réalité...

'Идиот' для кордебалета с экраном

"Идиота" в РАМТе поставил французский хореограф Режис Обадиа. Инсценировку великого романа написала его супруга Елизавета Вергасова. Внутри театра шутят: название спектакля – "Идиот", жанр – не балет.
Правда, публика на премьере подобралась вполне балетная. Таких воплей "Браво, брависсимо!!!", как правило, не услышишь в драматическом, тем паче в Молодежном театре. Их надо искать, как выйдешь – за углом налево. То есть в Большом.
Что мы знаем про господина Обадиа? Лично я почти ничего. Не уверена даже, склоняется ли он. В смысле фамилии. "Идиота" московские критики уже успели просклонять – будь здоров.
За "Весну священную", сделанную для "Камерного балета Москва", Обадиа получил "Золотую маску" в номинации "современный танец". Или, выражаясь интернационально, моден данс. Кроме того, он является признанным авторитетом в области видеоданса. Это значит, что ему нравится подкреплять живое сценическое действие экраном и пленкой. Понимаю, что мои объяснения идиотичны, но других, увы, дать не могу, поскольку в области балета плетусь едва ли не позади планеты всей.
Тем не менее, даже с моим невежеством не составляет труда опознать в "Идиоте" моден данс и видеоданс. Правда, на видео никакого данса нет, а есть только белых мокрых хлопьев быстрый промельк маховой. Точь в точь "Шинель" Валерия Фокина. Кроме того, на экране бьется пламя камина, куда бросит пачку с купюрами Настасья Филипповна; дождь рисует круги на тоскливой питерской луже; а еще перед антрактом нам показывают репетиционную запись – камера скользит по лицам, которые еще актеры, но уже герои...
С "Идиотом", вещью хитовой, чтобы не сказать попсовой, поступили самым доступным – сериальным – образом. Из романа выдернули крепкую сюжетную нитку и навязали на ней узелки ударных моментов, – сколько поместилось. Спектакль все-таки не сериал. Пара узелков оказались с французским прононсом. За полтора часа текста (полтора часа танцев не в счет) нам успевают дважды рассказать про гильотину. Как лучшее средство борьбы с идиотизмом и другими умственными отклонениями...
Драматические спектакли в драматическом театре, где труппа бы не пела и не танцевала, скоро станут для Москвы событиями раритетными. И уже стали анахроническими. "Так поди же попляши!" – в первую очередь говорят теперь режиссеры своим актерам, и актеры послушно идут туда, куда их послали. В этом смысле не совсем понятно, отчего московская критика так ополчилась именно на "Идиота". Будучи постановщиком и хореографом в одном флаконе, Обадиа все-таки попытался наполнить пластику смыслом, сделать ее говорящей. Ему нужно, чтобы актеры выразили без слов то, что не успели произнести, а еще больше – то, что автором не озвучено.
Иногда это получается, иногда не очень. Хореографии много, она красивая и стильная, порой ясная, порой исполненная совершенно нечитаемых аллюзий, но по объему перекрывает все санитарные нормы, принятые на драматической сцене. Лично я бы сократила движение. Отдельные радикалы говорят, что сократили бы текст. Ясно одно – все хотят, чтобы рамтовский "Идиот" был короче.
Актеры носятся по сцене стремительно и грозно, как табун диких коней. Рогожин с Настасьей Филипповной кувыркаются в целлофане, изображая страсть. Мышкин исполняет трогательную сюиту в паре с Аглаей, а потом его пронесут над сценой в позе распятого. Брошенный Рогожин эффектно катается по лавке, сверкая пятками.
Все это сопровождается звуками самыми странными. Кажется, например, что над РАМТом заходит на посадку самолет... Исполнение мужским хором русской народной песни "Степь да степь кругом" выглядит абсолютно нелепо и может соперничать только с посвистом казачьих шашек перед носом у Папы римского...
Актеры в РАМТе двигаются прекрасно, но за них все равно боишься. Когда девушки навзничь падают со стремянок или босоногими, а ля Айседора Дункан, танцуют на осколках, – прямо сердце сжимается. Кавалеры столь ожесточенно мотают своих дам, что, по примеру первого публичного выступления Ираклия Андроникова, возникает опасность, как бы не оторвалась у кого-нибудь рука (или нога) и не улетела бы в зрительный зал...
Все современные режиссеры мыслят современно, то есть шаблонно. Поэтому мы узнаем в спектакле Обадиа то руку Фокина (Валерия), то Клима, то ту же "Весну священную". В наше время нет плагиата, зато есть формат. Заданный с самого начала, он делает зрелище предсказуемым. Передо мной сидел Борис Акунин, в антракте он ушел. И так ясно, чем все закончится. Кстати, закончилось-то ничем – финал Обадиа поставить не смог. Уползание князя Мышкина на спине не может считаться финалом в драматическом театре. Вообще актеры так интенсивно "пресмыскаются" на скользком пластиковом полу, что, боюсь, одна химчистка дочиста разорит РАМТ и отвратит его от рискованных экспериментов...
"Идиот" не сегодня причастился к балетному искусству (вернее, балет причастился к "Идиоту"). Мы знаем спектакль Бориса Эйфмана, выпущенный в1980-м; кроме того, хореограф-эмигрант, бывший солист Кировского балета Валерий Панов ставил "Идиота" дважды – в Королевском театре Фландрии и в до боли нам знакомой турецкой Анталии. Оба раза – со сценографией известного художника и историка моды Александра Васильева. Эйфман выбрал Шестую симфонию Чайковского, Панову показался более актуальным Шостакович.
Более того, я думаю, Режиса Обадиа терзает мысль, что "Идиот" – это какой-то жест. Можно так вывернуть тело, заломить руки, скрутить шею, хрустнуть суставами, что в шарадах эта фигура будет обозначать: роман Ф.М. Достоевского "Идиот".
Пластические шарады, конечно, небезынтересны. Но мне все-таки оказался дороже смешной Лебедев (Алексей Блохин), очень внятный Фердыщенко (Илья Исаев) – вышел на полторы минуты и сразу сорвал аплодисмент, и сам Мышкин – обаятельный Денис Баландин. Стоять на сцене столбом, неловко ссутулившись, в мешковатом пиджаке, застенчиво улыбаться и произносить слова так, чтобы у зрителей в зале заболело сердце – это, поверьте, труднее, чем выучить партитуру. Из всех известных нам мышкиных Баландин явно ориентируется на Юрия Яковлева. Он, конечно, пока не Яковлев. И уж точно не Смоктуновский. Но кто знает, до чего он дотанцуется впоследствии...

_________________
La fleur de l'illusion produit le fruit de la réalité...

Танцуем "Идиота"
Хореограф Режис Обадиа поставил Достоевского

ДОСТОЕВСКОГО ставят в танце уже не первый раз. Но, пожалуй, впервые известный французский хореограф Режис Обадиа попытался в одном спектакле изложить его в хореографической и драматической форме. В качестве сценографа он предложил свободное монохромное пространство из нескольких вертикальных плоскостей, удобное для танца, напряженных драматических диалогов и видеопроекций.
Скажу сразу, что удивительный этот эксперимент окончился с ничейным результатом. В нем блестяще проявилась способность актеров Молодежного театра танцевать босыми ногами, осуществлять эффектные поддержки, экономить силы на диалогах, то есть не кричать и не жестикулировать, стало быть, говорить по возможности просто. Засим список его достижений исчерпывается.
Идея Режиса Обадиа, которой он заразил Театр Наций и Французский культурный центр, заключалась в том, чтобы перевести роман Достоевского в мир видеопроекций, игры света и тени, взаимного мерцания тел и теней. Возможно, амбивалентность главного героя - князя Мышкина, его способность чувствовать мужской мир так же ранимо и трепетно, как женский, - почти до полной неразличимости обоих, темная и скрытая магма эмоций и страстей, которая образует на поверхности яркие конфигурации человеческих отношений, - все это способно вызвать в воображении хореографа какой-то совершенно особый танец.
В сущности, эта идея лежит в русле развития современного театра, который с большим энтузиазмом пытается соединить чистую хореографию с драмой. Трудно сказать, в каком театре сегодня не танцуют. Хореографы Алла Сигалова, Николай Реутов стали постоянными соавторами многих драматических спектаклей. И понятно почему: театр нуждается в концентрированной экспрессивности пластики, жеста. Танец обостряет эмоциональную сопричастность, создает дополнительный аттракцион и в каком-то смысле облегчает дорогу к молодой публике, гораздо легче воспринимающей язык жеста, чем словесный план.
В "Идиоте" у Обадиа каждый очередной диалог перемежается - точно интермедиями - дуэтами и целыми многофигурными танцевальными композициями. Вот, только что встретившись в поезде с Рогожиным (Александр Устюгов), князь Мышкин (Денис Баландин) неожиданно пускается в длинный круговой танец-бег. Так же поступают и другие. Эти танцы призваны создать волнующее неопределенное пространство - как бы внутреннюю сцену невысказанного, чувственного. Они же облегчают восприятие: диалог волнует своей сложностью, напряжением, а в танце получает эмоциональную разрядку.
Так могло бы быть. Но вышло иначе. Недоразвитая драматическая структура, диалоги, обрезанные до содержания комикса, развиваются на редкость инфантильно и в самом танце: одни и те же движения, поддержки, сменяя друг друга, создают ощущение бесконечного бега по кругу. Все женщины сливаются в одну пластическую группу - и уже не различить, чем Настасья Филипповна (Ирина Низина) отличается от Аглаи (Нелли Уварова), а та - от своих сестер. Мужчины тоже постепенно сливаются в какую-то хореографическую группу. Одна из самых эффектных: несколько из них, сбившись в эффектную пирамиду, становятся подставкой для легкого бега Аглаи - вверх-вниз взбирается она по этим телам, неудовлетворенная, в поиске какого-то рыцаря. Убийство Настасьи Филипповны ничего не меняет в этом коллективном портрете томящихся неясными томлениями мужчин и женщин, танцующих и играющих с равной степенью невнятности. Достоевского протанцевали, как могли бы протанцевать Ибсена, Метерлинка или Эсхила. Танец Обадиа оказался слишком обобщенным языком для прочтения одного известного романа.

_________________
La fleur de l'illusion produit le fruit de la réalité...

КУЛЬТУРНЫЙ СЛОЙ. ДОШЛИ ДО ВТОРОГО ДНА, ИЛИ МЫШКИН ВПРИПРЫЖКУ
"Идиот" Ф.М. Достоевского. Режиссер Режис Обадиа. Российский молодежный театр

Бывший Центральный детский, нынешний Молодежный театр (РАМТ) давно присматривался к современному танцу. Соответствующая программа фестиваля "Золотая маска" традиционно идет на сцене Молодежного, бездомный камерный балет "Москва" показывает здесь свои модерновые постановки (в том числе "Весну священную" Режиса Обадиа, в этом году получившую "Золотую маску"). Театр решился на собственный эксперимент - и пригласил Режиса Обадиа, французского хореографа с мировым именем и хорошего режиссера видеоданса поставить... драматический спектакль, но с танцевальным уклоном. Выбор пал на "Идиота". Наверняка французский хореограф подозревал, что подставляется, но вряд ли понимал, насколько.
"Весну священную" видели уже многие и остались в восхищении. Нынешней весной Обадиа привозил заводное хип-хоповое шоу (его показывали тоже на сцене РАМТа), так что третий звонок публика встретила нетерпеливым улюлюканьем и аплодисментами.
По прозрачному тюлевому занавесу пошел пушистый снег (аплодисменты), за занавесом проступил женский силуэт в красном шелке - Настасья Филипповна (Ирина Низина) завела разговор с Гаврилой Ардалионовичем (Евгений Редько) о 75 тысячах. Начался драматический спектакль, крепко сбитый, по-европейски ровный. Выполняющий и педагогические, ознакомительные функции: все-таки школьники - основная аудитория, и вполне художественные - наверное, на уровне сериала "Идиот", но в условиях более скромного бюджета и сдерживающей руки режиссера-европейца, только постигающего чувства и игру русских "на разрыв аорты".
Действие прерывалось на танцевальные интермедии - и драматические актеры справлялись с современными танцевальными кунштюками на диво профессионально. В трехминутных номерах им удавалось порой станцевать "второе дно" достоевских текстов. Например, девушки, подобно детям, забирались на колени сидящим на стульях мужчинам, ластились, ласкались, и вдруг одна из них с криком ложилась на пол и долго выла. Не будет диким предположить, что и Настасья Филипповна, мечась между Мышкиным и Рогожиным, чувствовала нечто подобное.
Хореодрама - балет с ясным сюжетом, иногда словами - с советских времен остался ругательным словом. Литературное наследие Достоевского входит в пакет "наше все" - и всякого новенького, отважившегося на эксперименты по мотивам Достоевского, традиционно просвечивают рентгеном скептицизма: достоин ли?
Нельзя сказать, что Обадиа прошел этот рентген успешно: ему было указано на его почетное место хореографа. Слишком много неписаных правил он нарушил: оставил руководство Центром современной хореографии во Франции, женился на русской танцовщице, увлекся Россией, шагнул не на свою территорию, поставил драматический спектакль...
Никто не захотел увидеть, что в этом спектакле собраны лучшие актеры РАМТа. (А их сегодня в труппе много. Из молодых: Денис Баландин - Мышкин, Ирина Низина - Настасья Филипповна, Нелли Уварова - Аглая Епанчина, Александр Устюгов - Рогожин, Александр Доронин - Ипполит, Илья Исаев - Фердыщенко. Из мэтров: Евгений Редько - Гаврила Иволгин, Лариса Гребенщикова - Елизавета Епанчина, Александр Хотченков - Иван Епанчин.) И что все они сыграли не последние в своих биографиях роли.
Они благородно рискнули участвовать в эксперименте на совместимость русского драматического театра с современным танцем. Прививка не дала шедевра, но получен полезный опыт.
Завышенные ожидания от постановок западными режиссерами русской классики с русской труппой и последующее разочарование - характерный симптом нашего времени (то же самое случилось с недавней постановкой "Бесов" Анджея Вайды). Европеец ждет от русских актеров, что они помогут ему понять загадочную русскую душу, актеры надеются, что "посторонний" вдохнет в них понимание Достоевского. И те и другие от классика страшно далеко - в сегодняшнем дне, причем каждая ищущая сторона - в своем.

_________________
La fleur de l'illusion produit le fruit de la réalité...