Цитата:
Как не верила в "развратного" Исаева в этом спектакле, так и не верю.
Возможное частичное объяснение не слишком развратного вида Исаева-Алессандро: "их добросовестный, ребяческий разврат", сказано у классика. Разврат как норма жизни не выглядит вызывающе и уживается с душевным покоем. В пьесе Мюссе развращён Лоренцо, поскольку для него изначально существовало различие между добром и злом, но не Алессандро, который мог бы подписаться под заявлением Сальвиати: почему бы твоей сестре не спать со мной, раз женщины всё равно существуют, чтобы спать с мужчинами.
Алессандро даже не зол. Он может пришибить любого на месте, что не без гордости подтверждает, когда позирует художнику: "Когда я навеселе, самый слабый мой удар смертелен." Никакой вражды к подвернувшимся под руку он не испытывает. Это спорт. Молодечество.
Герцог – смелый воин, довольно прямой и не хитрожопый, см. разговор с кардиналом: "Вы этому верите, государь?" – "Хотел бы я знать, как этому не поверить." Следует простодушный аргумент смелого человека: мол, кто стал бы по доброй воле позориться до такой степени! Раз братец не взял себя в руки, значит, кишка тонка. Между тем, кругом полно примеров, как можно и хуже унизиться ради выгоды. Стало быть, сам Алессандро такого не делал. «Если бы вы только знали, как это легко и просто – лгать, не стесняясь, в лицо дураку, – говорит ему Лоренцо. –
Это доказывает, что вы никогда не пробовали.» Сколько печали, на самом-то деле, в этой реплике. Оскорбление – и тут же признание нравственного превосходства: дурак ты!! но ты честнее меня.
И, наконец: герцог способен доверять. Неуязвим лишь безукоризненно последовательный характер, а погибают единожды солгавшие честные люди да единожды сказавшие правду лгуны; соответственно, доверие - ахиллесова пята герцога. Вопрос о перчатках ясно указывает на то, что Алессандро допускает возможность ловушки, однако не снисходит до предосторожностей; приблизительно: "Что ж, если вдруг это правда, пусть посмеет."
(Тут вырисовывается интересная перспектива: оба знают, на что идут, но ни один не хочет отступить. Очень по-мужски; этакая древнескандинавская предначертанность, «пусть мои отсохнут ноги – не сойду с твоей дороги» – – а ведь она действительно амбивалентна, содержит все оттенки смысла от бараньего упрямства до фатализма Антигоны.)
Чтобы истребить злодея, надо злоупотребить тем добрым свойством, какое у него ещё осталось. Гада победит лишь больший гад. Кто хочет свергнуть тирана, должен измазаться его грязью хуже, чем это смог сделать он сам, а под конец совершить худшее преступление, чем все его собственные (ибо Алессандро не убивал родню).
Если бы герцога в спектакле показали однозначным чудовищем, Лоренцо предстал бы однозначным праведником. Мюссе явно этого не хотел.
А некоторую флегму в характере герцога можно объяснить немецкой кровью, текущей в его жилах.
Контраст между характерами Алессандро и Лоренцо в этом спектакле получился убедительный и симпатичный. (
Мне кажется.)
Жаль, прозевала вчерашнего "Лоренцаччо" – хоронила дядю. Билеты подарила коллегам, и таким образом они помянули хорошего человека знакомством с хорошим театром; дядя, как обычно, сделал добро, сам того не ведая. То было его главное и удивительное свойство.