а это постпремьерные впечатления о "Человеке-Подушке" М.Макдонаха в МХТ им.А.П. Чехова. Спектакле, получившем двух "чаек"
конечно, если интересно;)
- Ну, и какую историю ты тут нам пытаешься рассказать?
- Я здесь ничего не пытаюсь рассказать. Это задумывалось, как головоломка без разгадки.Уйти нужно после первого действия. Уйти, чтобы унести с собой впечатление ес-ли и не захватывающего воображение спектакля, то мастерски проведенной интеллектуаль-ной игры. Игры, виртуозно разыгранной на Малой сцене МХТ им. А.П. Чехова. Уйти, чтобы с приятным удивлением констатировать, что Кирилл Серебренников еще способен создать не только «продукт», но «произведение», в лабиринте которого хочется блуждать в поисках выходов, которые появлялись бы снова и снова, но тут же ускользали, еще больше распаляя любопытство ищущего. Но… неожиданный поворот (сюжета, как сказал бы главный герой спектакля) – и лабиринт разрушен. Причем разрушен не столько даже стараниями режиссе-ра, сколько по непонятной прихоти драматурга…
…Детективная канва спектакля проста: в одной отдельно взятой стране по подоз-рению в «убийственном воплощении» собственных рассказов о всевозможных истязаниях детей арестован писатель Катуриан (А. Белый), и два следователя – «плохой» (Ю. Чурсин) и «хороший» (С. Сосновский) – всеми правдами и неправдами (вплоть до запугивания больно-го брата писателя (А. Кравченко)) выколачивают из него признание. В финале первого дей-ствия они его получают. В финале второго – расстреливают виновного. Вот, собственно, и все. Но «Человек-подушка» не исчерпывается детективной своей составляющей, претендуя помимо этого и на литературную игру, и на философские обобщения.
И то, и другое есть в первой половине спектакля. Именно здесь зрителю даются все кусочки головоломки. Именно здесь звучат ключевые истории Катуриана (в том числе и давшая название спектаклю). Именно здесь возникает мучительная оппозиция жизни и ис-кусства и, еще более страшная, - жизни и профанации искусства. Какую цену можно запла-тить за гениальное произведение? Собственную жизнь? Жизнь брата? Или пресловутую «слезинку ребенка», которая – увеличенная до невероятных размеров – навязчиво будет рас-качиваться перед глазами зрителей во втором действии?
Подобные вопросы не могут иметь объективного ответа. Это головоломка без раз-гадки. Точнее, разгадку будет искать каждый, и каждому будет казаться, что он-то ее и на-шел, но… странички с верным решением не будет. Будет только последний, недостающий пазл – финальные слова Катуриана, обращенные с внезапно «отделенной» от действия аван-сцены непосредственно к зрителям: «Позовите, пожалуйста, следователя – я хочу сделать признание в убийстве шести человек. Но с одним условием: это касается моих рассказов…»
Поставь здесь драматург точку... но – неожиданный поворот сюжета, и спектакль переходит ко второму акту, который, стремясь расставить все точки над i, оборачивается ка-ким-то безумным фарсом, полнейшей бессмыслицей. Ответы, которые первый акт оставлял не произнесенными, придавая им тем самым своеобразную «невысказанную» глубину и мно-гоуровневость, здесь вполне наглядно материализовались, пьеса оборачивалась занудным морализаторством с элементами гиньоля, а зрителю оставалось чувствовать себя «дебиль-ным китайским мальчиком» из рассказа следователя…
Безусловно, за всем этим скрывается некий глубинный смысл. Безусловно, в ручь-ях крови, заливающих белоснежные одежды ребенка и не менее белоснежный кафель комна-ты допросов (художник – Н. Симонов), есть некое эстетство, пускай «порочный», но стиль. Безусловно, примененные в театре приемы киноозвучания эффектно повышают градус на-пряжения. Безусловно, «однокрасочность» большинства персонажей придает разыгрываемо-му типический характер. Безусловно, присутствие на сцене детей заставляет содрогаться сердца зрителей… И, столь же безусловно, что все это – в пропорциях, предложенных Се-ребренниковым, - оборачивается, в конечном итоге, верхом безвкусицы и неоправданной пошлости.
Однако, спектакль все же смотреть стоит. Стоит, несмотря на все «неожиданные повороты сюжета», не смотря на полнейшее отсутствие чувства меры у драматурга и режис-сера. Стоит, потому что главную роль здесь играет Анатолий Белый.
Его Катуриан – настоящий (даже не писатель) художник. Художник, в чьем твор-честве именно месту художника в этом мире, ответственности художника перед этим миром отведено центральное место. Именно этому, а совсем не тысяче и одному способу убийства ребенка. Игра Белого не нарочита, не навязчива, но предельно точна. И этой своей точно-стью, выверенностью до мельчайших нюансов притягательна. Подобно Крысолову, увлекает он зрителя все дальше и дальше – в самый центр сознания своего героя. Увлекает, почти не давая возможности остановиться, стряхнуть с себя оцепенение и посмотреть на происходя-щее трезвым взглядом обычного человека. Медленно, незаметно подведет он к самому краю пропасти и вдруг, в последнее мгновение исчезнет, предоставив каждому самому сделать решающий шаг. И тогда вновь вспомнишь о головоломке из первого действия. Будто вновь услышишь неожиданные - в еще секунду назад униженном голосе писателя - «нотки Деми-урга», покровительно-снисходительного к внимающим его творению: «хороший рассказ!». И станет страшно от подобного сверхчеловеческого самовозвеличивания художника; от его непрестанной молитвы: «Господи, не дай мне быть таким, как все! Дай мне быть особен-ным!»; от той «вседозволенности», которую подобная избранность дает; от мысли, что и весь тот «театр жестокости», свидетелем которого мы только что стал, был ничем иным, как оче-редным – просто разыгранным в натуральных декорациях – рассказом, порожденным боль-ной фантазией художника, воспитанного обладавшими «специфическим чувством юмора» родителями. И тогда безумно захочется услышать, что все эти построения неверны, что эта головоломка, действительно, не имеет отгадки, что это просто мастерски выстроенная об-манка, облаченная в форму притчи. И вновь захочется услышать ее – лишь для того, чтобы в финале ее поставить не многоточие, но точку:…
…Человек просыпается и обнаруживает, что он закован в клетку для смертников и обречен на го-лодную смерть. Он знает, что совершил какое-то преступление, но, какое конкретно преступление он совершил, он не может вспомнить. А через дорогу от его клетки на том же перекрестке стоят еще две клетки. На одной висит табличка с надписью «насильник», на другой – «убийца». В клетке насильника лежит покрытый слоем пыли скелет. В клетке убийцы – дряхлый старик. Но наш герой не может дотянуться до таблички на своей клетке. И тогда он просит старика прочитать, что там написано, чтобы понять, что же он такого сделал. Старик смотрит на табличку, смотрит на нашего героя, и лицо его искажает гримаса отвращения. Мимо проходят мо-нашки. Они молятся над телом мертвого насильника, потом подходят к клетке убийцы, дают ему хлеб и воду, потом подходят к клетке нашего героя, читают табличку с его преступлением, бледнеют от ужаса и в слезах немедленно уходят прочь. Разбойник с большой дороги проходит мимо клетки. Он без особого интереса смот-рит на клетку насильника; потом подходит к клетке со стариком-убийцей – срывает замок с петель, выпускает его на волю; подходит к клетке нашего героя, читает табличку с его преступлением – и на губах его появляется едва заметная улыбка. Наш герой тоже слегка улыбается ему в ответ. Тогда разбойник достает свой пистолет и стреляет нашему герою прямо в сердце. На последнем издыхании, истекая кровью, наш герой кричит разбойни-ку: скажи мне только одну вещь – что я такого сделал?! Разбойник, не проронив ни слова, медленно уходит прочь. «В ад ли я попаду?», - вопрошает наш герой, испуская дух. А в ответ – лишь тихий смех удаляющегося разбойника. /…?
Вход
Регистрация
FAQ
Могу отметить Домогарова в "Джекиле" - по-моему, дуэт Джекила и Хайда он ведет просто гениально. Хотя в общем постановка средняя, и звук все время отказывает... 
Впрочем, остальное мое знакомство с Домогаровым ("Нежинского", увы, не видела) надеяться на удачный спектакль не позволяет... 
. Но к Житинкину у меня давно выработалась стойкая антипатия 
я у него видела - Лулу, Поле битвы, Венецианский купец, Милый друг, Хомо Эректус - и главная эмоция, которая после всего этого была: ужас, вроде хорошие актеры! и что только с ними режиссер сделал?! 
Вобщем, не понимаю я чего-то в этой жизни 
