Мойте руки после суда
Репортаж с очередного исторического процесса
Затем Сырова огласила приговор: каждой -- по два года исправительной
колонии общего режима. В этот момент вооруженные люди, окружавшие
аквариум, сдвинулись плотнее. И я не видела их лиц. Но те, кто стоял
ближе, говорили, что осужденные улыбались -- спокойно и уверенно...
В суде и вокруг суда, на крышах зданий -- огромное количество ОМОНа,
тюремного спецназа, 2-го оперативного полка ГУВД и представителей
Центра <<Э>>. Улица и дворы перекрыты со всех сторон металлическими
ограждениями. В зале суда, куда пропускали бессистемно, устроив
страшную давку на входе и на лестнице, <<работало>> целых три собаки --
ротвейлер, лабрадор и овчарка. Все лавки из зала были вынесены: все
равно же полагается стоять на приговоре.
С девушек в этот раз наручники не сняли. Все 2 часа 40 минут они
простояли со скованными руками, выпрямившись. Они много улыбались,
высматривали в толпе знакомые лица и радовались, когда находили.
Рассмеялись, когда Виолетта Волкова показала через стекло обложку
<<Новой газеты>> с девчонками в балаклавах на лестнице. Зимняя
фотография. Еще все свободны и через пару дней споют на Лобном месте:
<<Путин зассал>>.
Ни один из потерпевших на приговор не пришел.
Сырова читала спокойно и с выражением, запинок было не много.
Трогательно кашляла на словах <<жопа>> и <<суки>>, выделяла голосом
особенно, как ей казалось, возмутительные места. <<Срань Господня>> была
заменена <<непристойным выражением в адрес Бога>>. Имя Путина
превратилось в <<фамилию одного из политиков>>.
Текст приговора не сильно отличался от выступления прокурора на
прениях. Мы снова услышали <<вульгарно, вызывающе и цинично
перемещались по солее>>, <<лишили граждан общественного спокойствия>>,
<<никто не имеет права проводить самолично богослужение без церковного
сана>>. Упомянули и Лаодикийский и Трулльский соборы.
<<Толоконникова, Самуцевич и Алехина противопоставили себя людям,
разделяющим православные ценности, проявили неуважение к веками
оберегаемым догматам, выставили себя в свете, принижающем граждан,
считающих себя связанными с Богом>>, -- выразительно зачитывала Сырова.
Было особенно много про <<демонстративное противопоставление себя
обществу>> и про моральные нормы.
Неудобные места были закруглены. Характеристики девушек и
эмоциональные выступления их преподавателей в суде были сведены до
<<характеризуется положительно, интересуется современным искусством>>.
Отказ отца Кати Самуцевич от <<показаний на предварительном следствии>>,
оформленных следователем Ранченковым по результатам неформальной
беседы -- в обмен на свидание, судья превратила в: <<Дал оценку
психическому состоянию дочери, чтобы ей помочь>>.
Экспертиза Троицкого, Абраменковой и Понкина, уже публично названная
психологами <<позором профессионального сообщества>>, была зачитана
почти полностью -- именно на ней построено обвинение. Две первые
экспертизы, проведенные специалистами ГУП ЦИАТ и не обнаружившие ни в
песне, ни в действиях девушек мотивов ненависти, -- не зачитывались
совсем.
<<Суд не может согласиться с отсутствием мотива ненависти. Обвиняемые
позиционируют себя как сторонников феминизма, то есть движения за
равноправие мужчины и женщины. Но государство гарантирует равенство
прав! Принадлежность к феминизму не является преступлением, однако
несовместимо с православием, католичеством, исламом. И хотя феминизм
не является религией, он вторгается в сферы, которые для религии
значимы...>> -- чеканила Сырова.
Зазвучала электрогитара -- коротко, будто кто-то коснулся рукой струны.
Приставы и спецназовцы заходили вдоль рядов, схватились за рации,
рации зашипели, начались переговоры про <<периметр>>.
Но через десять минут электрогитары взвыли опять. Через окна в зал
суда летел новый сингл Pussy Riot:
Государство в тюрьме сильнее времени.
Чем больше арестов -- тем больше счастья.
А каждый арест -- с любовью к сексисту,
Качнувшему щеки, как грудь и живот.
Девчонки -- а шел уже третий час приговора -- выпрямились в аквариуме.
Сырова заметно ускорилась. Скороговоркой сообщила, что <<Толоконникова
имеет смешанное расстройство личности>>, так как <<об этом
свидетельствует активная жизненная позиция, отстаивание социальных
ценностей, повышенный уровень притязаний, склонность к категоричному
выражению своего мнения>>. У Самуцевич -- тот же диагноз, -- специалисты
обнаружили <<упорство и категоричность в отстаивании мнения,
рационализм, склонность к оппозиционным формам поведения>>. У Алехиной
(эмоционально неустойчивое расстройство личности) преобладают черты
демонстративности, завышенный уровень самооценки, манипулятивность,
пренебрежение общепринятыми нормами и правилами, склонность к
суицидальному шантажу (в экспертизе про суицидальность не было ни
слова. Добавилось, видимо, к приговору.-- Е. К.)
Упомянули -- за полминуты -- про 5-летнего сына Маши Филиппа и про
4-летнюю дочь Нади Геру, добавили про <<не состоят, не привлекались,
положительно характеризуются>>.
Затем Сырова объявила: <<Суд полагает, что восстановление социальной
справедливости и исправление подсудимых возможно только при назначении
наказания, связанного с реальным лишением свободы>>.
И огласила приговор: каждой -- по два года исправительной колонии общего режима.
В этот момент вооруженные люди, окружавшие аквариум, сдвинулись
плотнее. И я не видела их лиц. Но те, кто стоял ближе, говорили, что
осужденные улыбались -- спокойно и уверенно.
Судью, удалившуюся в совещательную комнату в сопровождении вооруженных
людей (с недавнего времени она находится под охраной), провожали
криками: <<Позор!>> Помощник адвоката Павловой -- неизвестный молодой
человек в белой майке -- посоветовал маме Алехиной помолчать:
<<Воспитала уродину>>. Пожилому отцу Кати Самуцевич Станиславу
Олеговичу, махнувшему дочери рукой, спецназовец пообещал эту руку
сломать...
Я сейчас об этом пишу почти без эмоций. Выгорело.
Уже много сказано о том, что взята новая планка безумия, что нанесен
огромный удар правоохранительной и судебной системе, что церковь в
России не скоро оправится от такой защиты.
Но я хотела сказать не об институтах. Знаете, после приговора мы с
коллегами зашли в <<Му-Му>> съесть тарелку супа. Над столиком у окна
нависли какие-то гопники, и мы подошли узнать, не нужна ли помощь. У
окна сидел фотограф -- как я узнала потом, Денис Бочкарев -- в майке
<<Богородица, Путина прогони>>. А гопники размахивали газовой горелкой и
требовали майку снять, потому что она оскорбляет их <<чувства>>. И,
значит, должна быть сожжена немедленно. Прямо здесь. Прямо в кафе.
Один из гопников снимал всё это на мобильный.
Был вызван охранник, без особой энергии попросивший гопников отойти от
стола. С ним пришла администратор -- блондинка в свитерке. Гопники
резвились вовсю -- двигали стол, хватались за стулья, орали: <<Полиция!>>
Один снял свою майку и начал тыкать ею Дениса в лицо -- надень, мол,
вместо своей.
Блондинка-администратор отозвала Дениса в сторону и попросила майку
снять: <<Ну что вы как дети>>.
Мы вызвали полицию. И тут гопники достали Библию (!) и начали
выразительно читать Нагорную проповедь, быстро, впрочем, сбившись на
Ветхий Завет. Приехали двое полицейских. Гопники зубоскалили, грозили
позвонить Чаплину и эмоционально рассуждали о своих оскорбленных
религиозных чувствах. <<На майке написан призыв к насильственному
свержению власти! -- надрывался бородатый. -- И хула на Матерь Божью!>>
Услышав про религиозные чувства, полицейские как-то сдулись.
Посовещавшись между собой, они сообщили, что не имеют <<компетенции
разрешить ваш спор>> и что сейчас подъедет начальник из ОВД
<<Дорогомилово>>... <<Полиция с народом!>> -- заулюлюкала гопота.
Я уверена, что все они -- и полиция, и администратор кафе, и наглеющая
гопота -- наблюдали за процессом над Pussy Riot. И делали свои тихие
выводы.
Автор: Елена Костюченко
Постоянный адрес страницы:
http://www.novayagazeta.ru/politics/54052.html