Евгений Редько

«Эраст Фандорин» стал еще одним экспериментом «Молодежного». Уже не раз брались здесь за сложные, а иногда и абсолютно, на первый взгляд, невыразимые на театральных подмостках произведения. Вспомнить только «Марсианские хроники» Рэя Бредбери, «Хагоромо» - совместную постановку РАМТа, Театра Наций и токийского театра «Сэйгэй», в настоящее время снятую со сцены, или одну из последних громких премьер – «Лоренцаччо» по пьесе Альфреда де Мюссе. Каждый из этих дерзких замыслов приносил театру необыкновенный успех, и «Эраст Фандорин» нельзя назвать исключением из правила.
Как рассказывал художественный руководитель театра Алексей Бородин, с этим спектаклем было связано несколько «мистических» совпадений. Так, например, компьютер отказывался сохранять файл сценария под именем «Азазель», благодаря чему «Фандорин» и получил свое окончательное название. Но, правда это или красивая выдумка, название спектакля - лишь одна из немногих деталей, отличающих РАМТовского «Фандорина» от печатного «первоисточника». Действие спектакля разворачивается в строгом соответствии с романом. И там, где в силу вполне понятных причин ход его несколько изменен (сцена гибели Бриллинга, явление Амалии в роли призрака), это сделано так легко, так удачно, что у зрителя не возникает сомнений в реальности происходящего.
Настоящая находка спектакля - декорации. Элегантно, удобно, предельно функционально. Здесь все превращается во все. Поднимается и опускается крышка стола, выдвигаются новые двери, меняются местами лампы… Вуаля! Легким движением руки «игорный салон» Зурова превращается в кабинет Бриллинга, кабинет, с той же легкостью, в московскую улицу и далее, как положено по сценарию… улица же и вовсе намечена входными дверями. Да собственно есть ли она, улица? Не считать ли улицей неизменную перспективу с обветшалой стеной здания и фонарем на заднем плане? И вот он – знак Мастерства, козырная карта «Фандорина» - игра с нашим воображением. Ему, оказывается, только и надо было, что эти условные декорации-символы. Оно уже подхватило правила игры и создало, вырастило из нескольких ясных намеков свой яркий, живой, наполненных смыслом мир. Раз возникнув, ощущение сопереживания и абсолютной реальности происходящего не оставляет до конца спектакля. А возможно, и после него. Кажется, если бы сейчас актеры вышли на сцену в джинсовых костюмах, в этом мире уже ничего бы не изменилось. Но, слава богу, этого не будет. А будет самый настоящий 1876 год, в котором двадцатилетнему Фандорину не хватает денег на извозчика и он вынужден идти пешком, бежать, лететь, потому что он еще совсем мальчишка, причем мальчишка, выполняющий свое первое важное задание. И то, как он идет, бежит, а потом бредет, спотыкаясь, по улицам сцены-города – это еще одна огромная удача спектакля. Так на сцене преодолеваются расстояния, через которые писатель переносит героев одной строкой, так выражается их собственное, порой резко меняющееся по ходу действия мироощущение. Это придает спектаклю и динамичность (великолепная сцена двойной слежки в Лондоне, погоня по ночным переулкам за мальчишкой с портфелем), и черты фантасмагории (бред Эраста после ранения), и мягкость (танец Эраста и Лизы). «Пластические этюды» становятся неотъемлемой частью представления, обогащают его новыми, еще мало используемыми на нашей сцене возможностями. И даже исполнение на сцене акробатических трюков мальчиками - учениками школы-интерната им. Ю. Никулина, органично вписывается в общую красочную картину.
Единственное, что может сравниться со сценическими эффектами и декорациями по силе воздействия на зрителя – это музыка. Музыкальный редактор театра Натали Плэже создала для «Фандорина» уникальную по своей выразительности тему, соединив отрывки из произведений восьми французских композиторов. Музыка так подходит к спектаклю, словно была написана специально для него. Она не только усиливает впечатление отдельных моментов, но и становится центральным действующим лицом, обретая собственную жизнь, как это происходит во время танца Эраста и Лизы.
Простота и мобильность декораций вместе с музыкальным сопровождением и пластическими зарисовками создают основу, «канву» спектакля, важнейшая особенность которой – непрерывность действия. Смена декораций происходит прямо на глазах у зрителя, часто с участием основных актеров, а главный герой – Фандорин – практически не покидает сцену. Лента сюжета закручивается вокруг него, как вокруг центрального стержня, создавая иллюзию «текучести» пространства и времени, благодаря чему трехчасовой спектакль смотрится на едином дыхании.
Петр Красилов играет великолепно. Обладая невероятной пластикой, выразительным голосом (в спектакле он поет акапелла!) и неоспоримым актерским мастерством, он «по кирпичику» собирает образ своего героя, в каждой следующей сцене раскрывая его с новой стороны. Ему прекрасно удается сложнейшая задача: показать внутреннее возмужание, взросление Эраста Фандорина на сцене так же резко, как оно происходит в жизни. За два часа он сумел сыграть то, что пережил Фандорин за несколько недель. Буря эмоций, смена взаимоотношений с миром, наконец, крах всего, что составляло привычную основу жизни…но никогда – измена себе, потеря жизненных принципов и идеалов и, что самое удивительное, доверия к людям и бескорыстного желания продолжить служение лучшему, что есть в этом мире – любви, справедливости и отчизне. Он убедителен и тогда, когда стреляется, вытянув из колоды Зурова пикового валета, и когда, только что вытащенный из воды, спорит у причала: «Ну, положим, не с сорока….». Ровная, но отнюдь не однообразная игра, множество приятных мелких деталей, без которых невозможно «доверие» к персонажу: два вечера Петра Красилова похожи, как две капли воды. Впечатляет жестокий итог спектакля - отчаянный Бег Эраста Фандорина – тонкая ниточка в будущее, к уже написанным произведениям. Он так и будет бежать всю свою жизнь – бежать от прошлого, от несуществующей вины, без передышки, без сна, без душевной привязанности - всегда мимо, мимо, мимо…
Нина Дворжецкая в роли леди Эстер непредсказуема. Внимательный читатель «Азазеля» вряд ли сдержит удивленный вздох, когда вместо пожилой сухонькой женщины на сцене появится молодая, энергичная леди. Несмотря на внешнее отличие, образ леди Эстер, созданный на РАМТовской сцене, очень близок своему акунинскому «прототипу». Однако в отличие от романа, где писатель имел возможность уделить своей героине достаточно внимания, на сцене леди Эстер появляется лишь несколько раз. Это ставило перед Ниной Дворжецкой и режиссером непростую задачу: раскрыть этот сильный мятежный характер в течение коротких минут появления героини перед зрителями. Задачу, которая была решена очень профессионально. В игре Нины Дворжецкой нет эмоциональных всплесков - их не предполагает сама роль. Но она дает ясно почувствовать не только вполне оправданную гордость леди Эстер за своих «питомцев». Чувство неосознанное, но гораздо более могущественное наполняет ее душу. Имя ему – гордыня. Сознание того, что в ее руках будущее и судьбы мира делает эту женщину неуязвимой не только физически, но и духовно. Она до конца уверена в своей правоте и вопреки собственным словам не сожалеет о гибели людей, «чуждых» ее делу или случайно оказавшихся на пути воспитанных ею «прогрессоров». Образ этот настолько глубок, что невозможно было не оставить что-то «за кадром». И, несомненно, Нина Дворжецкая могла бы рассказать еще очень много о своей удивительной героине.
После двух посещений «Эраста Фандорина» создается стойкое впечатление, что в театре присутствуют два Евгения Редько. Резкую и в то же время невыразительную манеру игры одного из них никак нельзя назвать удачной. Словно взяв в самом начале одну привычную, заученную некогда ноту, он тянет ее на протяжении всего спектакля. В результате Бриллинг во всех сценах сух, однообразен, и отличить его от элемента интерьера возможно только по изредка бросаемым в зал фразам. Игра же второго Редько потрясает воображение. Она не только оживляет спектакль: актеру удается как бы «повернуть» сюжет на себя. И сразу становится ясно, что Иван Францевич Бриллинг – живой человек с очень непростой судьбой, со своими идеалами и убеждениями, а не бездушный персонаж, выходящий на сцену только для того, чтобы «подыграть» главному герою. Его метания между долгом и совестью, безуспешные поиски выхода вызывают неподдельное сострадание. Особенно убедительна в этом смысле последняя сцена. Не умея и не желая выбирать между убийством бликого человека и предательством дела всей своей жизни, он как будто сам помогает Фандорину принять правильное решение. И трагическая гибель героя выглядит не нелепой случайностью, а неизбежным и единственно возможным итогом.
Работа слаженной театральной «команды» подразумевает, однако, не только яркие роли первого и второго плана. Нельзя не сказать о талантливой игре и высоком профессионализме всех занятых в спектакле актеров. Многие из них, вероятно, играют по три, по четыре роли. Смена декораций, акцентов, настроения – все это их заслуга. Они не просто статисты, чиновники, игроки…каждый из них по-своему индивидуален в своем новом облике. Все это еще раз доказывает одну неизменную, но часто забываемую зрителями истину: профессия актера – это титанический труд, который каждый день требует отдачи всех, физических и душевных, сил, и его не интересует, сколько их у тебя осталось, чтобы каждый раз, вот так «выкладываться» на сцене.
Эта почти маскарадная кутерьма, игра, постоянное движение не только создает общий фон для развивающегося на сцене действия, но делает еще прочнее связь спектакля с романом, выводя на первый план его главную тему: что позволено человеку, избравшему целью своей жизни служение человечеству? Волен ли он жертвовать чужими жизнями во имя идеи высшего блага? И в чем смысл борьбы, если наградой победителю становится только одиночество и неизбывное чувство вины за смерть близких людей и изломанные судьбы? Рассказанный со сцены, «Азазель» не перестал быть талантливой мистификацией с запутанным сюжетом и непредсказуемой развязкой. Спектакль, заявленный в программке как «Театральный детектив», полностью оправдывает свое название. Успех, несомненный успех! Полное сопереживание, горько, смешно и трогательно. Так, как бывает только в жизни. И иногда – на сцене и в хороших книгах.